Степан - фанат строительной техники. Как только слышит экскаватор, мы сразу бежим бегом смотреть. Если повезло и экскаватор накладывает землю в самосвал - это полный экстаз. Степан аплодирует от восторга, смеется, смотрит на меня, мол, чо стоишь, корова, давай, хлопай тоже. И я хлопаю, а что делать. Районные бригады нас уже знают. Мы как заядлые театралы на каждой премьере. Сейчас начало отопительного сезона, что-то где-то все время раскапывают, меняют и вот мы бегаем от ямы до ямы, хлопаем.

Рабочие - очень созерцательные люди. Один копает, пятеро смотрят. Не разговаривают, не курят, не ржут. Стоят в одежде из грубой ткани, заплатки сверху брезентовые. Штаны не гнутся, куртки колом торчат, на лопаты обопрутся и молчат. Экскаватор копает, а они смотрят, смотрят. Не веселые, не грустные, очень задумчивые. Будто понимают по-настоящему, как тщетно все, как бессмысленно, быстротечно, нелепо, тлен, нет ни начала, ни конца, из земли приходим, в землю уходим. А мы стоим со Степой, два дурака, хлопаем. Придем, бывает, одним похлопаем, потом бежим хлопать другим.

Осень в этом году у меня очень трудная. Каждая новость - событие. Настолько огромное событие, что я записала себе на листочек все в столбик и стало понятно - не решить. Нет смысла бежать к кому-то, доставать денег, искать знакомства, выдерживать разговоры, в конце которых надо подложить свою просьбу. Не напечатали еще таких денег, не изобрели еще этот блат. Тут выход один - смотреть и ничего не делать. Как в яму, которую копает экскаватор.
Вчера рабочие обедали. Один копал, четверо смотрели - отработанная схема. Кто-то принес из местного ларька салаты в пластиковых плоских коробках и сендвичи в целлофане. Есть такое не только страшно, но и опасно. Мне все время кажется, что оно сделано руками, которые не мыли после туалета. Рабочий принес сендвичи, потом кофе в пластиковых стаканчиках. Нес впереди себя, очень осторожно, наступал плавно, плыл, как ведущий солист ансамбля "Березка", держал дымящиеся стаканчики за расплавленные ободки.

Салаты ели вместе с сендвичами. Как основное блюдо едят с хлебом. Целлофан с сендвича снимали не весь, а постепенно убирали только там, где откусывали. Вчера на обед в Ховринском районе города Москвы по улице Флотская около дома 25 давали селедку под шубой и оливье. Очень аккуратно ели, не торопились, но клали в рот для вкуса много, подхватывали на вилку сразу по два-три кусочка селедки. Когда несли вилку ко рту, то голову вытягивали на шее, чтобы не капнуть свеклой на одежду. Кофе некоторые пили, оттопырив палец. Кофе - полный суррогат, коричневый напиток с запахом, но кто-то принципиально пил без сахара, кто-то сыпал сухие сливки. Оттягивал из стаканчика по глоточку вытянутыми губами, чмо, беляши свои на хуй разинули, хули делаете вообще?! Прямо как у нас на работе.

Степан хлопал. Ладно, думаю. Не буду пока вторым режиссером. Потом.

Два дня уже ем дома сендвичи. Селедку под шубой сегодня сделаю. Кофе тоже пью. Это очень трудная осень. В жизни происходит полная замена коммуникаций. Будто разорвало все трубы, хлещет где-то внутри. Копать пробовала, но все время рою не там. Я пишу серию для хорошего сериала, гуляю со Степаном. В этом году в городских парках потрясающий урожай каштанов и желудей. Желуди деревянные, твердые, как орехи. Каштаны лоснятся, обтянуты толстой дорогой кожей хорошей выделки. Лаковые. На них разводы, как на полированной блестящей мебели. В советском союзе были серванты такие, какие в этом году в Москве каштаны. Я собираю их, собираю, жадно, как грибы и орехи, сгребаю, как последние сладкие яблоки, забиваю багажник детского велосипеда и весь Степин рюкзак. Желуди выбираю только такие, чтобы как большие мужские пальцы. Каштаны беру, которые как гигантские фундуки. И везу это все домой. Вот, чем я занимаюсь. Вот, что меня радует. Собираю урожаи в городских парках. Хлопаю экскаваторам. И больше - всё.

© Алеся Петровна